Исследуем основное противоречие мещанского способа производства (известного как буржуазный), как оно сложилось к началу XXIвека

О нас | Карта сайта | Кризис = Выбор | Контакты | ©Партия Полярная Звезда

 

Проект Остров Льда
Мещанский способ производства, 2011 год

Дискуссионный материал

Партии Полярная Звезда.
Идеи, предлагающие новое понимание мещанского способа производства, известного под названием "буржуазный".

Неразрешимые противоречия буржуазной цивилизации. фрагмент 2

Оглавление

1. «МЕЩАНСКИЙ» – ЭТО КАКОЙ?. 1

2. ОБОБЩЕНИЕ КРИТИКИ МЕЩАНСКОГО СПОСОБА ПРОИЗВОДСТВА. ГОСУДАРСТВО.. 4

ГОСУДАРСТВО: ОБЪЕКТИВНАЯ ФУНКЦИЯ. 4

Государство и транснациональные корпорации. 8

ТРУД, история слова. 9

Рабочее движение. 11

Демократический процесс. 12

Капитал. 12

3. ПРОТИВОРЕЧИЕ. 13 16

 

1 – 2 – 3

2. ОБОБЩЕНИЕ КРИТИКИ МЕЩАНСКОГО СПОСОБА ПРОИЗВОДСТВА. ГОСУДАРСТВО

Капитализм новейшего времени, названный здесь мещанским способом производства, переживает не лучшие времена. Скорее можно говорить о его последних временах. Почему?

Попробуем ответить, остановившись на некоторых чертах важнейших общественных отношений. Прежде всего это – государство, труд, капитал. Анализ их взаимодействия и взаимовлияния, их черт, свойственных им к концу ХХ – началу ХХI века, приводят к новым выводам и обобщениям.

Современное государство мещан и обывателей обязано своей головокружительной карьерой растущему капиталу.

Тот факт, что система товарного производства нуждается в вышестоящей инстанции, гарантирующей соблюдение рамок конкуренции, общие правовые основы защиты собственности  и предпосылки создания стоимости определил потребность в современном государственном аппарате.

Государство – продукт непримиримости классовых противоположностей. У него есть репрессивный аппарат на случай, если эксплуатируемый капиталом человеческий материал окажется однажды слишком строптивым для мещанского способа воспроизводства.     

В зрелой форме массовой демократии мещан государство вынуждено было в ХХ веке взять на себя и решение растущих социально-экономические задач.

ГОСУДАРСТВО: ОБЪЕКТИВНАЯ ФУНКЦИЯ


Система налогов, формирование бюджета обеспечили средства для поддержания общеполезных функций государства, функции всеобщего интереса.

Сюда относится сеть социальных услуг (сфера услуг, или нематериальное производство): образование, здравоохранение, социальное обеспечение, культура, наука, спорт. Все это для капитала, для мещанского взгляда на общество – не самое важное.

Куда нужнее создание инфраструктуры для обеспечения скорости и эффективности оборота частных и государственных капиталов!

Сети транспорта и связи, энергетика и инженерные системы – стали признаком индустриально развитого мещанского способа производства, или эксплуатации временного свободного труда ради частной прибыли.

 

Понятно, что сеть услуг и инфраструктура не могут быть организованы как экономический процесс создания стоимости. Услуга – это расходование доходов, созданных в отраслях материального производства.

Услуги в целом – это затраты общества на производство, обмен и распределение произведенного материального продукта. Поэтому услуги новую стоимость не создают, а лишь увеличивают совокупные затраты общества на его воспроизводство.

Так вот, государство, собирающее налоги с граждан и компаний, на свой страх и риск, то есть так, как само себе понимает общенациональное планирование и организацию производства услуг и инфраструктуры, ведет это дело. Чаще госаппарат представляет себе общий интерес – работу сети инфраструктуры и сети социальных услуг – как частное дело чиновников-распорядителей.

 

При этом государство руководствуется прежде всего интересами крупного и среднего капитала. Капитал уже давно приобрел все структуры и функции государственного аппарата в частное пользование (а не в собственность, что хлопотно и дорого).

Отвечать за их работу, налаживать ее капитал не собирается, если это не сулит хотя бы временные сверхдоходы, как  в сфере беспроводной связи, скоростного интернета для нужд финансовых глобальных мошенничеств.

В итоге большая часть затрат на работу инфраструктуры, работу сети социальных услуг перекладывается на граждан. Кроме тех случаев, когда производственные мощности инфраструктуры на время или «насовсем» приватизированы частным капиталом, опять же для получения локальных или глобальных сверхприбылей.

 

Если качество, количество, длительность или эффективность услуг не устраивают граждан, особенно из пролетарских слоев, не радуют население, то государство никому ничем не обязано. Налоги потрачены.

Государство при мещанском способе производства (как и при рабском и при феодальном) является функцией всеобщего интереса лишь номинально, по назначению своему.

В реальности государство становится областью частного интереса чиновников, которые используют государство своекорыстно, одновременно преданно и по-холуйски обслуживая интересы  местного и международного капитала. Кто больше заплатит. Даже взятки бюрократы правительства полагают особым предметом «благодарности» за величайшую работу управления чужой собственностью или чужим трудом на данной территории.

Современное государство, сложившееся при мещанском способе производства, известно тем, что именно оно обеспечило создание системы нынешних бумажных денег и кредита.

Современные деньги – это «ценные бумаги» государственного банка данной страны, которые гарантируют вам, что ваш труд, оплаченный ими будет обмениваться на товары и услуги. Кроме этого бумажного векселя и государственного обещания честности у вас в кармане ничего нет. А у государства появляется великий соблазн «сделать» денег такое количество, какое могло бы удовлетворить мещанские, эгоистичные представления чиновников о личной выгоде из государственных возможностей, то есть из нашего с вами бюджета.

Так, объективная общественная функция государства предоставлять самые разные услуги, обеспечивающие жизнедеятельность всего народа, приходит в противоречие с частными интересами и целями чиновников госаппарата.

Охотнее всего, разумеется, клерки всех уровней и всех ветвей власти (судебной, исполнительной, законодательной) в своей деятельности будут исполнять прихоти крупного, среднего и даже мелкого капитала, который готов платить как за проведение в жизнь антинародных законов, так и за нарушение уже принятых (даже под давлением народа) приятных на слух популистских законов.

Чиновник, вечно борющийся со своей честностью, всегда готов залезть в государственный карман как в свой собственный (как бы, порыться в бюджете).

Налоги государство чиновников легко обращает в деньги, используемые тем же мещанским, капиталистическим способом: нанять рабочих и красть их прибавочный труд в виде полученной из  проданного товара прибыли.

Жажда денег со стороны тотального мещанского государства вызвала не только обращение налогов в денежную форму, но и одновременно огромное повышение их Государство-паразит растет…

К капиталистам в сфере материального производства и некоторых секторах инфраструктуры присоединился еще один создавший себя за чужой счет капиталист – государство алчных чиновников с тем же мещанским представлением о мире. Они решили добывать прибыль из услуг, которые граждане и так оплачивают своими налогами. Открылся большой простор для произвола со стороны так называемых «естественных монополий».

Погоня за наживой сегодня привела в некоторых странах к почти полной деградации услуг инфраструктуры и снижению качества, количества, длительности и «эффективности» предоставляемых социальных услуг. Не всё, оказалось, можно использовать, эксплуатировать и оценивать исключительно с точки зрения прибыли от эксплуатации наемного труда.

Государственные аппараты «зарабатывают деньги», растрачивая общий бюджет страны. И в первую очередь – на создание вооруженной армии и полицейских сил, специальных служб.  Огнестрельное оружие в руках государства – гарантия его силы и способности обслужить потребности мещан, обладающих  крупной собственностью.   

Функции государства, связанные с использованием оружия и репрессивного аппарата, никогда не будут выпущены из рук. Потому что они служат сохранению собственности, системы эксплуатации труда капиталом и всецело подчинены этой великой цели. Ради нее мещанское государство капиталистов готово всегда пустить в ход оружие (как и вкладывать в его производство).

Государство и капитал сливаются в «военном» экстазе, за которым, как правило, следует агрессия, свойственная природе капитала и государства, так как они основаны на собственности. А собственность – на грабеже.

Современные виды агрессий международного капитала не обязательно военные. Можно устраивать захваты чужой собственности и территории обычными финансовыми махинациями, особо в сфере труда, превращать развивающиеся и бедные страны в финансовые колонии.

Если при этом еще не обременять себя помощью в развитии образования, технологии, здравоохранения, сельского хозяйства и, особенно, промышленности, то страны – объекты «нападений» - рискуют навсегда оставаться бедными и отсталыми.

В программе, появления развития и отмирания капитала, мещанского способа производств, даже во всемирном масштабе, не заложено никакой благотворительности, человеколюбия и взаимопомощи.  Исключительная цель мещанина-хозяйчика, капиталиста-буржуа – его личная выгода, персональная прибыль, частный интерес. Где тут место общему интересу?

Государство  сегодня – главный источник образования государственных долгов и  необеспеченных кредитов.

Далеко выйдя за пределы своих доходов от налогов, государство в невиданных ранее масштабах открыло для себя возможность брать и брать кредиты, поскольку иначе нельзя было финансировать условия существования мещанского способа производства в его нынешнем виде, называемого «экономикой услуг».

Эксплуатация труда никуда не делась, просто сместились ее массовые потоки, как в территориальном смысле (Азия и Африка), так и в секторальном смысле (из отраслей реального сектора, - сельское хозяйство и промышленность, - в сектор услуг и инфраструктуры).  

Однако эти кредиты, расходы оказываются ничем не обеспечены. Сокращение занятости и объемов производства в материальном производстве, где и создается новая стоимость, сократили реальный продукт общественной экономики. Оплатить услуги стало нечем.

Так государство финансировало социальные расходы и капиталовложения в инфраструктурные мощности и создавало в духе капитализма искусственный спрос, не покрывавшийся затратами производительного труда в материальном производстве.

Этот надувательский момент вроде бы все еще  исправно идущего процесса создания стоимости натолкнулся на свои границы в связи с небывалым, невиданным ростом государственного долга.

«Кризисы задолженности» государств не только в третьем мире, но и в центрах передового капитализма перекрыли саму возможность дальнейшего движения по этому пути (финансирования долговых затрат в инфраструктуре и сфере других услуг, которые никогда не вернутся).

Приватизация и сокращение государственных расходов, особо в сфере услуг, не улучшили положения.  Эти растущие затраты покрывать по-прежнему нечем.

Кредиты… государственные долги... Для покрытия старых госдолгов формируются новые. Распад  инфраструктуры и сферы нематериального производства может в итоге поразить целые страны и регионы.

Не нужно обманываться тем, что эти услуги in natura продаются, что есть доход от их продажи. Все равно, с точки зрения экономики всего общества мы, в случае услуг, имеем дело с затратами. Их может покрыть только прибавочный продукт материального производства.

Если продукт материального производства  сокращается, как шагреневая кожа, то долги государства, созданные в непроизводственной сфере и в инфраструктуре, стремятся к бесконечности, а уровень жизни граждан – к нулю.

Дальнейшее накопление капитала уже нельзя больше имитировать за счет увеличения государственной задолженности, вызванной тратами в отраслях услуг.      

Вот почему с 1980-х годов дополнительное создание фиктивного капитала было перенесено на рынки акций.      

Речь здесь уже не о дивидендах, доходах от реального производства, а всего лишь о доходах от изменения курса, спекулятивном увеличении стоимости [бумажных] титулов собственности до астрономических масштабов.

Соотношение реальной экономики и спекулятивного движения финансового рынка поставлено с ног на голову.      

Спекулятивному изменению курса уже не предшествует расширение реальной экономики. Наоборот, повышение курсов ценных бумаг, фиктивное, «липовое» создание стоимости имитирует реальное накопление, которого уже вообще не происходит.

Мещанство разобщено, распалось на «атомы» собственности, но едино, как класс. И вот со стороны мирового объединенного (но не единого, по сути) мещанства капиталистических стран выступают теперь мещанские буржуазные правительства.

Вообще любому государству сегодня уже давно не хватает налогов и поборов для бюджета «без дырок». Нужно либо постоянно повышать и выдумывать новые налоги, либо изобретать иные способы заработать на собственном народе.

Бюрократы мещанского государства давно уже связаны тысячами нитей с корпорациями местного и международного капитала. Они с охотой ринулись организовывать наемный труд, местами бесполезный для всемирно-частного мещанского предпринимателя в госпрограммы. Массы «излишнего труда» (рабочего времени) пытаются превратить в деньги и хоть отчасти покрыть вечные госдолги на социальные услуги и инфраструктуру, сэкономив средства корпораций.

Государство старается использовать занятость как для целей обслуживания капитала, так и для поддержания хоть какой-то видимости финансовой устойчивости государственного функционирования.

Эти «имитации» и «симуляции» общего интереса – последние попытки самосохранения мещанского способа производства. Поскольку частный капитал озабочен частным интересом, постольку государственный аппарат должен сохранять видимость полезности и нужности всему обществу.

Государство пытается сделать то, на что уже не способен частный капитал самых гигантских размеров: «программы занятости», организуемая муниципалитетом принудительная работа для тех, кто получает социальную помощь, субсидии мелким предпринимателям, производство новых долгов и прочие меры. Все это создает мнимо-нормальное состояние общества, в котором наемный труд наравне с капиталом пользуется всеми благами «экономики услуг» нового века.

Государство именно симулирует  занятость, поскольку результаты такого государственного «занятия» массовым трудом не всегда востребованы на рынке услуг и товаров.

Важнее другое. Ситуация, когда государственные услуги как бы есть, но их одновременно нет. Скажем, есть медицина, но она не обслуживает, есть образование, но оно не предоставляется даже тем, кто заплатил за него, есть милиция, но она не реагирует на призывы о помощи, есть социальные работники, но они не работают с пенсионерами и инвалидами. А армия чиновников… Иначе говоря, декорация услуг есть, а самих услуг нет.

С помощью имитации «занятости» и лжи о славном будущем общества труда создается моральное оправдание для еще более жестоких мер против безработных и уклоняющихся от работы. В то же самое время, государственное принуждение к труду, субсидии на оплату труда и так называемый «безвозмездный гражданский труд» (вроде волонтеров, студентов) все больше снижают стоимость рабочей силы.

Государственно организованный труд, в том числе в сфере услуг и разрушающейся инфраструктуры сохраняет видимость превосходного положения мещанского способа производства в дни своего полного краха. Мещанину, буржуа, как и его правительству, его суду, его парламенту нет дела до общих проблем, до общего интереса. В этом признак гибели, тупик…

Поэтому трудовая политика мещанского государства не щадит даже хронических больных и матерей-одиночек с маленькими детьми. Человек, получающий государственное пособие избавляется от мещанской бюрократической удавки только со смертью.

Как удержать огромное количество людей от каких бы то ни было требований к государству? Достаточно показать выпавшим из системы труда отвратительные пыточные инструменты – голод и безработицу, - что любая убогая работа по сравнению с ними  будут приятным делом. 

Наилучшая форма тотальной государственной занятости и «идеального порядка» была создана в фашистской Германии. Диктатура лавочников и мещан  оказалась наилучшим сочетанием работы государственного аппарата на службе у капиталистических корпораций.

Война, мировая война, была местом приложения совместных усилий бесноватой фашистской диктатуры и крупного капитала, не обремененных моралью.

Концентрационные лагеря СС стали фабриками гигантского высасывания труда до полного его истощения и смерти. При этом даже кожа, зубы и сожженные останки «утилизированного труда» вносились в бухгалтерские ведомости государственно-фашистских предпринимателей.

Концлагерь – это высшее проявление представления мещанина, некультурного настолько, чтобы быть пораженным бациллой нацизма, но и жадного-для-себя настолько, чтобы быть готовым убивать кого-то просто за «разрез глаз».

Государство: Социальная эвтаназия.

Совершенно безразлично, ходят ли поезда и автобусы, приходят ли письма, если это не затрагивает непосредственно важные для капитала сферы – доступное сырье, избыточный и дешевый труд, подпираемый армией безработных.    

Образование становится привилегией стран или регионов, находящихся в гуще «мещанской глобализации» (как вам на слух?), то есть мест, где транснациональные корпорации нуждаются в квалифицированной рабочей силе и ее менеджерах. Не повсеместно, разумеется!

Искусство, наука, культура становятся излишними, заменяются массовой культурой и телевидением обывателей, которые подчиняются возможности превращения в продаваемый товар. Здравоохранение не финансируется и становится классовым, доступным состоятельным классам, как и образование тоже.  

Набирая силу, действует закон социальной эвтаназии: если ты беден и стал лишним для мещанского способа производства, ты должен раньше умереть.    

И это несмотря на то, что всех знаний, способностей и средств медицины, образования, культуры, всеобщей инфраструктуры более чем в избытке. Развитие этих мощностей и предприятий сдерживается, они рассредоточиваются, мельчают и превращаются в ничто в соответствии с иррациональным для человеческого общества законом мещанского способа производства, звучащих как необходимость экономии средств.    

Точно так же обстоит дело с промышленными и сельскохозяйственными средствами производства, которые объявляются «нерентабельными». Мещанская, или буржуазная рентабельность, что характерно, не совпадает с рентабельностью с точки зрения всего общества. Что рентабельнее, детский сад или казино? Понятно!    

Государство и транснациональные корпорации.g.gif

Транснациональные концерны принуждают государства, конкурирующие между собой в борьбе за привлечение инвестиций, к налоговому, социальному и экологическому демпингу (занижению своих издержек ниже рыночных). Неважно, что инвестиции могут состоять практически целиком из фиктивного капитала, перегретых фондовых бумаг или токсичных активов. Даже за них конкурирующие правительства борются, стремясь закрыть свои ветшающие бюджеты.

Именно такое развитие заставляет мещанское демократическое государство превратиться в чистого администратора кризиса. При том что кризис становится постоянным явлением, особенно в тех секторах, затраты в которых должны постоянно возрастать, если иметь в виду постоянное повышение «качества жизни». Это и энергоснабжение, тепло- и водоснабжение, канализация, городской и сельский транспорт, обычные средства связи (почта, телефон, телеграф).

 

Только банковская сеть, как важнейшая для государства часть инфраструктуры, продолжает еще вести учет всеобщего труда в метафизической форме, в денежных бумажных или электронных знаках.

При этом обыкновенно государство в лице госбанка приписывает к реальным трудовым часам (в материальном производстве) миллиарды несуществующих как стоимости трудовых часов в секторах услуг, инфраструктуре. А порой, просто раздувает государственный кредит до колоссальных размеров, пользуясь тем, что требования обеспечения кредита составляют не более 1,5-5% от предоставляемых в пользование денег!    

Чем государственный аппарат ближе к чрезвычайному финансовому положению, тем больше ужимается он до своей репрессивной сердцевины, до какой-нибудь «законной диктатуры» или пожизненного правления местного «народного монарха».     

 

Инфраструктура, если она еще теплится, сводится к обслуживанию потребностей транснационального капитала. Как некогда в колониальных странах и регионах, общественные услуги жизнеобеспечения все больше ограничивается немногими экономическими центрами, все остальное приходит в запустение.       

Все, что можно, приватизируется, даже если в результате этого все больше людей отрезаются от снабжения самыми элементарными услугами. Поскольку реальное накопление, обновление капитала концентрируется на все более маленьких островках мирового рынка, повсеместное обеспечение населения услугами инфраструктуры и социальными благами больше не происходит.

Так называемая рыночная экономика оставляет после себя «выжженную землю». Буржуа интересует конкретная прибыль сегодня, сейчас. Общественное производство, взятое во всех его взаимосвязях, его интересует лишь с точки зрения  его эгоистичных интересов гонки за прибавочным трудом.

Деловому мещанину, как и его мещанскому демократическому государству, нечего предложить своим массам работающих граждан, кроме «законных репрессий» против и без того дешевого труда и демонтажа всех услуг.          

На следующей стадии государственное управление распадается вообще.    

Государственный аппарат дичает, превращаясь в изъеденную коррупцией политическую структуру, где правительства, парламенты, суды неразличимы по своей алчности и безразличию к общеэкономическим проблемам. Армии различных ведомств становятся мафиозными военными бандами, милиция или полиция – разбойниками с большой дороги.

ТРУД, история словаv.gif

Слова романских языков «травай», «трабахо» и т.д. («труд», соответственно, по-французски и по-испански) происходят от латинского «трипалиум» - ярма, которое использовалось для пыток и наказаний рабов и других несвободных.  Неудивительно поэтому, как определяет Маркс отношение рабочего к «труду» вообще.

«Рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. Он дома, только когда не работает, а когда он работает - он не у себя дома. Его труд поэтому не доброволен, а вынужден, это принудительный труд. Он не служит удовлетворению потребности, а есть лишь средство, чтобы удовлетворять потребности, лежащие вне его. Его отчужденность ясно проявляется в том, что когда отсутствует физическое или иное принуждение, от труда бегут, как от чумы». [1]

Есть ли выбор у рабочего? Для того чтобы выжить, рабочий должен продавать свой труд капиталисту. Маниакальная связь труда и капитала нерасторжима, пока капитал не высосет весь свободный труд по всей планете, там, где еще есть возможность втянуть в себя последние порции прибавочной стоимости (прибавочного рабочего времени, неоплаченного, конечно же).

В поисках еще имеющегося трудового питания (живительного для него, прибавочного труда рабочих) капитал ломает национальные границы и ищет, где еще можно поживиться за счет конкуренции на глобальном рынке труда, где можно найти труд подешевле и побольше. Норма прибавочной стоимости манит его туда, где только можно пограбить.   

Если труд где-то немыслимо дорожает с точки зрения частного капиталиста, то целые регионы мира отрезаются от потоков капитала и товаров. Труд здесь становится излишним, «отбросом» или «отходом» глобального капиталистического производства. Причина? Правит частный интерес, интерес мещанина, хозяйчика.

Потерпевшие крах регионы идеологически отлучаются от «центров капитала», статистика рынка труда нагло подтасовывается, формы обнищания рисовано замалчиваются в средствах массовой информации.

По меньшей мере, три четверти населения мира уже в той или иной степени объявлены социальным мусором.

Ответственность за груз «человеческих отходов» возлагается на полицию, религиозные секты, мафию и кухни для бедных.  Выброшенным из общества, отводится только одна социальная функция - служить устрашающим примером.

Привлекательные еще недавно «места для размещения производства» рушатся одно за другим, в силу действия закона Маркса о снижении нормы прибыли, закона стоимости и закона всеобщего капиталистического накопления. Все меньше труда на единицу капитала, труд все дороже, а конкуренция не дает остановить развитие производительных сил, прогресс технологий.

Если рабочая сила в каком-либо региона больше не продается, является «излишней» с точки зрения глобального размещения капиталов, то даже самые элементарные потребности считаются бесстыдными притязаниями на роскошь, которые должны быть сокращены до минимума.

Орудием этого, к примеру, служат программы выплаты пособий на существование, как инструмент государственного сокращения расходов и нищенский вариант отчислений на социальные нужды, приходящий на смену развалившемуся социальному обеспечению.

Время человека перестает быть живым и прожитым временем, оно превращается в  сырье для капитала, Оно должно быть оптимальным образом использовано капиталом или его слугою, государством.  «Время – деньги», таков девиз мещан – хозяйчиков чужого труда, чужого времени жизни…

Каждая секунда рассчитана, любой поход в туалет - неприятность, любой разговор - преступление против производства прибыли, ставшего самоцелью. Там, где идет работа, можно расходовать только абстрактную энергию, энергию мускулов, нервов наемных работников, то есть  время жизни рабочих.

Жизнь идет где-то в другом месте – или вообще не идет, поскольку временной формат труда вторгается во всё и управляет всем.  

Даже детей дрессируют на время, чтобы потом они стали «результативными». Система обучения и воспитания в школе больше походит на фабричную. Утром – подъем, трудовая смена, затем отдых. Пять-шесть дней в неделю. И так – всю жизнь.

И во время еды, праздников, любви в подсознании тикает мещанский секундомер хозяина твоего времени. Неважно, что в роли «мещанина» выступают и государство чиновников, и частный капиталист, местный или заморский. Все эти паразиты хотят пожрать чужое время.

Семья, домашний труд, время жизни женщин, детей и стариков – такой же объект нападения  эгоистичного мещанина, скрытого под почти пристойным словом «капиталист», как и рабочее время. Буржуа не перестал быть равнодушным ко всему, что не входит в его собственность: Работают женщины? Хорошо. Дети? Еще дешевле! Стариков привлекли? Общая цена труда упала! 

По мере краха глобальной системы товарного производства на женщин ложится ответственность за выживание человечества на всех уровнях.

В ХХ столетии, особенно в послевоенных мещанских демократиях, основанных на потогонной конвейерной фабричной практике, женщины стали все больше вовлекаться в систему труда.

Результатом  стали раздвоенная жизнь и раздвоенное сознание женщины. С одной стороны, женщина – часть совокупного рабочего, с другой она – «инструмент» воспроизводства товара рабочая сила. Так ее воспринимает капитал!

На женщин легла двойная нагрузка, они оказались во власти различных, противоречащих друг другу социальных функций (производство жизни и убийство ее – посредством труда на капитал). И внутри сферы труда они до сих пор остаются, как правило, на хуже оплачиваемых и подчиненных позициях. Дешевый труд и безработные, что  дышат в спину работающим. Вот она мещанская свобода продавать и продаваться.

Для частника, мещанина-хозяйчика  экономическая рациональность состоит в том, чтобы, с одной стороны, все большие массы работников оставались длительное время «безработными», то есть отрезанными от средств существования для самовоспроизводства, а с другой, - чтобы постоянно сокращающееся количество «занятых» подвергалось все большему понуканию быстрее и интенсивнее работать.   

Даже в центрах развитого капитализма посреди богатства возвращаются бедность и голод, пригодные для использования средства производства и поля в массовом порядке забрасываются, а число бездомных неотвратимо растет.   

Капиталу не нужны рабочие сами по себе, если  от них нет ощутимой прибавочной стоимости (m). Если ее доля в формуле цены товара (w = c+v+m) становится исчезающе малой, то капитал ищет другие сектора производства, иные территории, где соотношение постоянного и переменного капитала (с/v) было бы не слишком великим.

Заповедных зон дешевого труда на планете становится все меньше и меньше. После «разработки» Азии (Китай, особо) транснациональные корпорации принялись активно осваивать Африку. Но и здесь предел тот же.

Когда органическое строение капитала (отношение c/v) невелико, то доля прибыли в цене товара может быть велика. C/V – маленькое (для XXI века), значит, попросту, производство отсталое, труд – дешевый, производительность труда – скромная, сырье подешевле. Тогда какое-то время (до выравнивания среднеотраслевой нормы прибыли) можно получать сверхприбыли.

Гонка капитала за прибылью пропитывает всю жизнь человека, подчиняет ее «логике трудовых операций», результат которых можно продать, превратить в товар. Человек труда даже не замечает, что благодаря приравниванию к формату труда любое его занятие теряет свое особое качество и становится обезличенным, безразличным к самой природе человека. 

Частная собственность мещанина на условия и результаты труда воспроизводит капитал. Он пожирает труд, впитывает в себя его живую жизнь.  Продукт труда не принадлежит рабочему, он ненавистен ему, как собственность, как частная собственность мещанина, купившего это рабочее время. И сам труд ненавистен рабочему…

Маркс: «Конечно, труд производит чудесные вещи для богачей, но он же производит обнищание рабочего. Он создает дворцы, но также и трущобы для рабочих. Он творит красоту, но также и уродует рабочего. Он заменяет ручной труд машиной, но при этом отбрасывает часть рабочих назад к варварскому труду, а другую часть рабочих превращает в машину» [2].

Значит, труд – это несвободная, бесчеловечная, обусловленная частной собственностью и воспроизводящая ее деятельность. Ликвидация частной собственности в ее последней, - мещанской форме, станет реальной только в том случае, если она будет ликвидацией труда. Это будет означать и одновременное уничтожение капитала.  

Рабочее движение cv.gif

Глобальный кризис, который стал постоянным, углубил и кризис рабочего движения. Хотя рабочее движение давно уже переживает состояние совершенного опустошения. Отсутствие прорывов в теории коммунизма и социализма, которые отражают  сдерживаемый мировым корпоративным капитализмом застой в прогрессе производительных сил, развитии науки и технологий.

Уже в эпоху процветания после второй мировой войны прежнее обаяние классовой борьбы с мещанским строем померкло.        

Более того на конвейерном, «фордистском» этапе развития выявилась логическое тождество капитала и труда как социальных категорий и функций одной и той же общественной формы – собственности капиталиста, частного или государства, на средства производства.

Желание продать свой товар – рабочую силу на как можно более выгодных условиях делает труд похожим на  капитал в их общей погоне за прибылью.

Рабочий рассчитывает на прибыль, продавая свой товар. Наемный рабочий уязвим однако фактом отсутствия у него собственности. Рабочий не выходит за пределы системы собственности – ни в практическом, ни в теоретическом плане. 

Следовательно разделяет и поддерживает систему собственности, систему отношений, в которой вырос и сформировался, которую преодолеть пока не в силах. Даже борясь с нею, он только укрепляет ее, изощряет капитал в борьбе с трудом. 

Рабочее движение разобщено еще и тем обстоятельством, что массы труда и капитала в секторах материального производства продолжают со второй половины ХХ века свое перемещение в регионы дешевого труда и доступных ресурсов. В прежде революционных странах Европы и Америки рабочий класс оказался теперь в меньшинстве и не может говорить от имени  всего общества победившего капитализма.

Доля занятых в материальном производства, как и доля материального производства в валовом продукте развитых и близких к ним стран неуклонно сокращается.

Поэтому мещанская идеология всеобщего среднего класса в этих странах и регионах «постиндустриального общества» побеждает рабочую. Оставшиеся рабочие партии и объединения в растерянности ищут ответов в теории прошлого и позапрошлого века. Тем временем производительные силы ушли далеко вперед. Нужны новые ответы на новые вопросы.

Начинается всеобщая десолидаризация. Наемные работники дезертируют из профсоюзов, менеджеры - из союзов предпринимателей.  Большинство – видят бессмысленность профсоюзной активности, как и партийной деятельности, поскольку ни то, ни другое не меняет  существа отношений собственности и эксплуатации того, кто лишен собственности.

Каждый за себя, а бог мещанской буржуазной системы против всех.

Рабочие партии и профсоюзы, обожествляя труд, позитивно относились к государственному аппарату и институтам репрессивного управления трудом, которые они хотели не ликвидировать, а занять сами в ходе своего рода движение за «уничтожение старой государственной машины».

Тем самым они, как прежде буржуазия, используют старый госаппарат для бюрократическую тотального управления трудом  (опыт государственного рабства под флагом социализма).

Демократический процессd.gif

Демократия при капитализме развилась до высших форм театрализации и политического надувательства. Она превратилась в пустую форму, формальность, когда результаты выборов заранее известны, а предвыборные представления лишь усиливают ощущения про бесконечный «день сурка». –

На словах и в обещаниях становится все лучше и лучше. В реальности – бедность, нищета и бездомность возвращаются даже в развитые (считающие себя развитыми) страны.

Демократия общества, буржуазной собственности, общества победившего мещанства - самая коварная система господства в истории, система самоугнетения.     

Демократия - это видимость свободы от труда (и от капитала). Свободны все – чтобы продавать и продавать себя, если больше нечего продать.    

Демократические люди труда неизбежно разделяются на управляющих и управляемых, предпринимателей и объекты предпринимательских действий, различные мещанские элиты и человеческий материал, выпавший из победного мещанства.      

Политические партии, включая рабочие, воспроизводят отношения собственности, труда и капитала в своих программах, уставах и структурах. И никак не проломить стену буржуазности.

Капиталimage006.gif

Мещанский способ производства, довел до высшей точки отношения собственности, противопоставив капитал и труд как два полюса этих отношений.  Капитал в паре с трудом практически исчерпал возможности дальнейшего роста.

С началом третьей промышленной революции – микроэлектронной – общество, основанное на частной собственности капитала на результаты общественного труда, натолкнулось на свой исторический предел.   

Система товарного производства от рождения страдает от неразрешимого внутреннего противоречия:    

С одной стороны, она существует за счет массового впитывания в свой механизм человеческой энергии посредством затрат времени рабочих. С другой же стороны, закон экономической конкуренции вызывает постоянное увеличение производительности труда. При этом рабочая сила людей заменяется капиталом. Живой труд вытесняется научно-организованным и все более высокотехнологичным капиталом в виде новейших средств труда и технологий.

В ходе третьей промышленной революции, микроэлектронной, прежний механизм компенсации через расширение рынков  перестает работать.  Однако впервые темп инновации процесса опережает темп инновации продукта.    

Впервые в ходе рационализации уничтожается больше труда, чем может быть вновь поглощено с помощью расширения рынков.

Такова предпосылка  уменьшения необходимого труда общества до около нулевых значений.

Целые подразделения проектирования, производства, маркетинга, складирования, сбыта и даже менеджмента отмирают. Впервые капитал  против воли вынужден переводить себя на длительный голодный рацион. Тем самым он вызывает смерть свою и труда соответственно.

Итак, с одной стороны, капитал применяет к производству все силы науки и природы, общественного разделения труда и инфраструктуры, чтобы сделать создание стоимости и прибавочной стоимости  все более независимым от затраченного на них рабочего времени.

С другой стороны, капитал хочет измерять созданные трудом наемных работников гигантские производительные силы общества рабочим временем и поддерживать их в том состоянии, в котором они сохраняются как стоимость, как «общественно полезное» благо, полезное для капитала в первую очередь. Что явно не одно и тоже.

Противоположность труда и капитала и конечная точка их единства и борьбы такова, что они исключают друг друга; рабочий видит в капиталисте (и обратно) свое собственное небытие; каждый из них стремится отнять у другого его существование [3]

Капитал одновременно  стремится сократить рабочее время до минимума и полагает рабочее время как единственную меру и источник богатства. Хотя теоретики капитала по-прежнему относят труд не к источнику стоимости, а к затратам.

В эти «экономические головы» просто не укладывается, что не спекуляция остановила реальные инвестиции, а третья промышленная революция сделала их нерентабельными и спекулятивные расходы могут быть лишь симптомом этого.  

Деньги, которые обращаются вроде бы в неисчерпаемом количестве, даже в капиталистическом смысле уже не являются «хорошими» - это просто «горячий воздух», которым накачивается спекулятивный пузырь.      

Любая попытка проколоть этот пузырь с помощью проектов налогообложения в той или иной форме приведет лишь к тому, что он быстрее лопнет.

 

Назад | Наверх | Дальше